Доклад «ИСКУССТВОВЕДЫ НА ПРИВАЛЕ» (пояснения к ненаписанной картине Перова)

Прочитан 18 января 2006. Государственный институт искусствознания. Круглый стол «Любительское творчество: инвайронмент и частный дом».

«Детей мыть будем или новых нарожаем?»
Из еврейского анекдота.

1-я ЧАСТЬ
СОВРЕМЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЖИВАНИЯ.
Чему уподобить сегодняшнюю страну свою – больному греховному богачу полупарализованному. На улицу давно не выходит, лежит в затхлой огромной квартире на золотых самородках и гниет и смердит. За дверями добрые соседи с топориками ожидают, но войти пока пугаются, по недосмотру у паралитика еще осталась имперская ядерная кнопка – вдруг саданет. Сам он чувств-с не потерял ни половых, ни вкусовых. На стеночке экран с разной порнухой, а во рту шланг, куда выпивку с закуской закачивают. И плевать этому больному, что было до и что будет после, ибо пока живет, хочет успеть попользоваться сиюминутным.
Вокруг близкие родственники и хорошие знакомые снуют, самородки из-под тела немытого тянут да песни баюкающие поют. А больному и не жалко, на его короткий век хватит, а родня- приятели – люди все бойкие – глядишь, и развлекут, рассмешат, слово доброе утешительное скажут.
Основное же народонаселение, которое и составляет плоть больную, цветет всеми переливами, как окорок плесневелый. Ему судьба вообще неведома, а только есть у него большое желание жить комфортно. И народонаселение энергично трясет древо жизни в надежде сладкого плода.

ВОЛШЕБНЫЙ ЯЩИК.
Люди делятся на бедных, середняков и богатых. Первые два слоя подвержены абсолютной манипуляции телевидением, третий этим телевидением может управлять сам, но его идеи и мечтания из того же советского детства, из того же общего телеящика.
Эрмитаж – это ж разве дворец? Это длинное низкое здание. Настоящие дворцы с лестницами, башенками, цепными мостами, замки на горных вершинах жили только в мультиках и детских книжках. Если в нашем кочевом сознании нет традиции, то традицией становятся детские ощущения. Последние 3-4 поколения в России воспитывало телевидение.

ОДИН ИСТОЧНИК И ТРИ СТЕПЕНИ КОМФОРТА.
Красиво жить не запретишь никому, даже бедным. Поэтому волшебник телевизор для всех приготовил свои рецепты.
Главное, и у вещунов и у зрителей ментальность общая – чем мыть да чистить (занятия сами по себе у нас считающиеся скучными и небарскими), лучше новое покупать, что считается признаком богатства, а следовательно, и ума. В эфире Вы не найдете ни одной передачи по доступному (бытовому) антиквариату, непременному атрибуту традиций. Зато на каждом канале очень популярны передачи о ремонте, который для бедных есть суррогат покупки нового жилья.
Комфорт для бедных включает обдирку старого и наклейку нового:
потолка из пластиковых плиток;
плинтуса из пластика;
обоев из химволокон;
драпировки окон и углов;
изготовление «на коленке» украшенных серебрянкой и битыми елочных игрушками столиков и полочек.
Комфорт для середняков требует уже больших усилий. Условно его можно назвать гипсовым миром.
Даже нижний средний класс обладает деньгами, достаточными для более значительных переделок. Нелюбовь к традиции ведет к «дизайну от противного»: если у вас была 2-хкомнатная квартира, то вам надо делать студию с обязательным сносом стен, заменой батарей и т.п. Если потолки высоки, то будем делать второй этаж для карликов или детей. Если был просто потолок, то будем делать подвесной, если подвесной уже был, то все равно будем делать подвесной, но новый – надо же осваивать средства. Где был проем прямоугольный, там арка будет нам сиять. Арку поменяем на овал, стол деревянный на стеклянный, а его на оловянный. И понаделаем оригинальных шкафов и перегородок из гипсовых панелей. Удобно и недолговечно, что и требуется, да еще и дорого, ведь дешево жить стыдно. Замечательная ТВ фраза, они произносят ее серьезно:
- Это все мы сделали из замечательных немецких ДСП плит.
Заполнять это пространство середнякам предлагается блоками предметов интерьера из магазинов типа «Икеи». Если на первый взгляд середняки видят в них бооольшую оригинальность, то на второй – уже монотонный, стандартный ширпотреб из Европы (читай Китая). Что продавцам тоже хорошо, т.к. сулит новые продажи новых вещей.
Верхний средний класс отличается от нижнего только ценой впариваемых ему наборов, комплектов и дизайнерских решений.
Комфорт для богатых хорошо укладывается в алгоритм нашей истории – смену одного класса нуворишей другим.
Все строят родовые гнезда (усадьбы, замки) и ни у кого они не сохраняются, т.к. кроме сектантов и староверов в России ни у кого нет традиции. Усадьбы быстро переходят к новым владельцам, дети не держаться за жилища отцов, нет смирения ни со смертью, ни со своей рядовой ролью – идет постоянная беготня с места на место в поисках новых и модных атрибутов богатства. Уже сегодня особняки, построенные в начале перестройки, если владелец еще жив, меняются на новые, более помпезные, иногда по второму разу.

РАЗ МЫ ТАК ЗАВИСИМ ОТ СМИ, ТО ВОЗНИКАЕТ ВОПРОС - А ВДРУГ МЫ ВСЕ СТАНЕМ ЗАПАДНЫМИ (ИЛИ ВОСТОЧНЫМИ) ЛЮДЬМИ?
Глядя на количество замков, где-то уже с нянечками и конюхами, и количество клубов восточных единоборств, якиторий, суши-баров и любителей чайных церемоний, подумаешь, может, вот она, судьба-то.
Ну, допустим, появится тонкая прослойка этаких русско-западных людей, таких, понимаешь, Набоковых: лаун-теннис, сигары, газоны, усадьбы, все тщательно, все по-серьезному…или там хвост косичкой, Лао Цзы. А только и у них все «на один прикус», на 10-20 лет, не становится увлечение традицией. Особо тщательные есть, конечно – и на западных кладбищах, и в индийских ашрамах. А потомки в третьем поколении по-русски ни бе ни ме. То есть аморфная русская среда как-то выталкивает дотошных копировальщиков к копируемым, где они, конечно, по родине страдают, но возвращаться на оную не хотят. Следовательно, эту прослойку можно отметить как допустимую погрешность жизни и больше в расчетах не учитывать.

НЕ ФУНКЦИИ РАДИ, А КРАСОТЫ ДЛЯ.
Если будет бороться кит со слоном, то неизвестно, кто победит, а вот если спросить, что для русского человека в жилище его важнее – функциональность или красота, то каждый видит, что красота, т.к. функциональность – она сухая, а красота… ну она и есть красота, что о ней говорить.
Вот вы скажете, что функциональности у нас не хватает, что она какая-то неудобная, дорожки там, в смысле нету их, поскальзываешься, грязь-чернозем и помои на улицу. Ну, это только на первый взгляд она не тово, а на второй – понимаешь, что даже и наоборот, налицо сплошные удобства, т.к. наше пространство ни мостить, ни подстригать, ни мыть не надо, что экономит массу сил и времени для раздумий и чтения или просмотра телепередач. А к ногтям страшным грязным дачным даже самые эстетствующие девушки привыкают быстро и уж не жалеют не о чем.

ГРОБ ПОВАПЛЕННЫЙ
Обретение красоты для русского человека - это вечные попытки угнаться за модой, попытки поменять старое плохое на новое хорошее. Посмотрев на замково-дачное строительство или вообще хоть куда посмотрев, Вы поймете, что Наша Красота должна отличаться такими качествами как ВЕЛИЧИНА, ЯРКОСТЬ и НАГЛЯДНОСТЬ для окружающих. Она обязательно должна быть НОВОЙ и обязательно ПОХОЖЕЙ НА ЧТО-ТО ЗАГРАНИЧНОЕ. При этом степень аутентичности не так уж важна. Случайно что-то ухватим, увидим, остальное сами досочиним и сами в это поверим. СЛУЧАЙНОСТЬ соседствует с СИЮМИНУТНОСТЬЮ, ибо наша любовь к очередной красоте коротка как суббота у школьника.

ПЕРМАНЕНТНЫЙ РЕМОНТ.
Работаю я на Покровке – улице центральной. На ней много магазинов. Магазины сегодня существуют недолго, но содержание у всех одинаково – пустое пространство, вылизанное евроремонтом, в которое вставляют стеллажи или прилавки. Хозяева меняются с калейдоскопической частотой, и каждый новый делает новый евроремонт из тех же материалов, что и предыдущий. Может, это отмывание денег? Может быть. А может – просто противно и не престижно начинать свой бизнес в старье. В любом случае нет идеи экономить на интерьере, т.е. «понтах», сэкономят на строителях- гастарбайтерах.

СЛЕДЫ ИДУТ НА ЗАПАД ИЛИ ВОСТОК, НО ВСЕГДА ИЗ КОМНАТЫ.
Прожив вместе со своим народом некоторое время, т.е. зная определенный кусок жизни страны, легко можно в любом фиксированном объекте культуры проследить все истории жизни вещей, песен, тем разговоров, манер держаться и другой прочей мелочи, из которой и состоит жизнь. Все эти следы будут вести вон из себя. Чаще на Запад, как место более близкое. Но Китай тоже присутствует, хотя и меньше, в силу своей отдаленности. Приезжала из насеровского Египта выставка – и Нефертити вошла в народный быт, чеканками, побрякушками, газетно-журнальной графикой. Сами в 90-х начелночились в Турциях и теперь часть популярной музыки – это поновленные кальки различных шахерезад и шемаханских цариц. Неисповедимы пути проникновения – показали, например, в политических новостях 2-минутный сюжет про молодежные танцы, и в России появляется брейк-данс. Вдруг за несколько лет поменялись и крики и ругательства, теперь мы говорим «о-кей», «вау», «йес» и даже вместо незыблемого «матерного жеста» показываем палец. Мода почти всегда приходит к нам «через вторые - третьи руки», но какая разница, главное, что мы, русские, находимся в мессианской готовности принять новую модную весть. Мы есть коробочка, ждущая наполнения, ждущая своего очередного хозяина, который придет и накидает в нас что-то. И будет это что-то болтаться, пока не надоест, тогда придет следующий наполнитель.

ОПЕРАТИВНАЯ ПАМЯТЬ.
Представьте компьютер без жесткого диска, с одной оперативной памятью, решающей текущие вопросы. Хочешь - не хочешь, информация накапливается, в том числе и полезная, но кому она нужна?
Жалкие стенания об утрате очередного куска прошлой жизни, в виде ли архитектуры или другой части жития, никогда не имели и не будут иметь широкой поддержки. Нам как обществу всегда было интересно будущее и всегда было плевать на прошлое. Будущее еще может оказаться твоим, а прошлое быстро становится чужим. Память органически не присуща нам. Переживают только реальные участники событий, следующее поколение интересуют только свои проблемы. Народ равнодушно взирал, когда на месте кладбищ появлялись парки культуры и отдыха. Миллионы людей остались лежать на полях Великой Отечественной. Американцы знают о своих потерях в войнах вплоть до одного человека, немцы лучше содержат памятники советским солдатам в Германии, чем мы у себя. Сталин тут ни при чем. То же происходило и в Чечне. До сих пор неизвестно, сколько «кавказских пленников» сидит там по ямам. Их судьбой озабочены только ближайшие родственники, дедовщиной интересуются тогда, когда собственный ребенок попадает в армию. Судьба нашего человека – это короткое успешное или неуспешное индивидуальное выживание, а не проживание вместе с народом в историческом времени.

ОГЛЯНИСЬ, ЧТО ВОКУГ
Русское время существования материальной среды всегда укладывается в 2-3 поколения. Это я беру с большим запасом. Реально – если у семьи совсем нет денег – еще пользуются родительскими вещами, но как только появляется хоть какая-то зарплата – их сразу выкидывают на помойку.
Всматриваясь в даль архитектурного культурного наследства, первое, что замечаешь – эта даль недалека. До 17 века – лишь отдельные памятники. Основная масса построек юна, как население Бразилии. 99 процентов наших зданий построены не ранее середины 19 века. Послевоенное, послесталинское кирпично-панельное коробчатое строительство явило нам сегодняшним, основную массу жилья. Большинство – это пятиэтажки, девятиэтажки и другие этажки массового индустриального строительства. Оставшиеся архитектурные памятники не снесены только в силу своей отдаленности или малости сил местного населения. Но желание, как пела группа «Любэ», «жить по-новому», есть и там, и народ голосует ногами – бежит в город, а мечтает о столице. В столице провинциалов сразу покоряют рекламные огни и рекламные щиты – форпосты потребления новых вещей.
Все это обширно, серо и очень, очень вторично. У нас вообще всегда и все вторично. Стили, переданные через вторые руки, одежда через Валахию, Венгрию, барокко через Польшу и т.д. и т.п. Наш архитектурный ландшафт – это огромный склад самодеятельных копий. Все испорченный телефон, все повторы, репринты. Все архитекторы приезжие, не устроившиеся на родине. И свои, строившие понаслышке, понаглядке, но обязательно с чужого образца. Повторим, что осевшему кочевнику важна новизна, она же чужестранность, т.е. та же новизна, но с импортным лейблом.
Нельзя сказать, чтобы во всем этом идейном секонд-хэнде все было мрачно и уныло. Нет, проблескивало, просверкивало, проныривало. Но в общем и целом разница между «родным» стилем и его подобием – как между живой бабочкой и детским изображением ее же. Как между шиньоном героини Дорониной в «Трех тополях на Плющихе» и обликом парижской модели, у которой этот шиньон был позаимствован. Настырность догоняния можно объяснить только заложенной в генах программой копирования чужого опыта. Внутреннему кочевнику лень и некогда думать самому, проще добежать, взять и скопировать.
На этой ровной провинциальной вторичности есть два ярких пика сияющих имперских. Екатерининский расцвет монархии и Сталинский ампир. В одном случае были желание и возможности привозить из Европы лучшее, в другом дышит гордая мощь самовластия по силе сродни Римской. Все остальное было вызвано меньшим напряжением сил и души и предстает лишь как бытовой, семейный фон жизни.

2-я ЧАСТЬ
ГУЛЯЮЩЕЕ РУССКОЕ СОЗНАНИЕ.
Непродолжительный срок жизни зданий, т.е. части материальной культуры народа, имеющей ровно ту же печальную судьбу, как и другие части, определен внутренней анархией русского сознания, его нестроением. С летописных времен русским всегда не хватает порядка. Мы не можем удерживать или поддержать в своей голове определенные цепочки действий, как основы работы. Русский человек устает от порядка и скоро начинает воспринимать его как насилие над своей свободой, своей жизнью. Соответственно, и немцы, массово жившие в России в 18-19 веках, воспринимались как насильники. Мучители души русской. Армия, завод, где иностранцы служили мастерами и офицерами – это виды каторги.

СТРАДАЮЩИЙ ХАМЕЛЕОН.
Свобода жила в Сибири и по окраинам империи у казаков. Главное в определении казачества – это ВОЛЯ или свобода от принуждения к обязательствам. Конечно, жизнь казаков саморегулировалась определенными понятиями, но вряд ли их можно сравнить с немецкими (европейскими) кодексами законов. Казак советуется с собой, а не с разумом предков. Русский человек – это самоопределяющаяся особь, и чтобы долго не мучаться продумыванием своей жизни, он научился быстро копировать чужую. Вечными остаются только комплексы о недовоплощении. Кожа хамелеона ведь не зеркало, и подобие копируемому несовершенно. «Жигули» не «Фиат», «Буран» не «Шатл». Дачное шале под Обнинском будет сильно отличаться от своего западного прототипа, и судьба этого хамелеонского отражения коротка.

КОЧЕВНИКИ И НЕФТЬ – БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ.
Хорошо сидеть у нефтяной трубы. Это так потворствует, это так разлагает. Даже слабого ручейка доходов достаточно для оплаты мании новизны. Это ничего, что мы не производим ничего. Зато тратить умеем лучше всех. Надо же наше дурное богатство, разбросанное по необъятной стране, куда-то девать. Но не богатство провоцирует страсть к новизне, она и в бедном живет, только у него средств нет, а мечтания вполне есть. Это все изнутри – какие у кочевника здания – вещи? Нет у него особых вещей и никаких зданий. Юрта одна, да и то у соседа лучше, давно пора новую купить, а эту рвань выбросить. Еще кочевнику важно, что на нем одето. Ибо он среди степи только сам себе визитная карточка. И так эта страсть к внешней красоте проникла в кровь и гены русского человека.

ЧТО У ВЗРОСЛОГО НА УМЕ, ТО У ПОДРОСТКА В ДЕЙСТВИЯХ.
Сегодня, по прошествии многих лет, мне кажется, что массовое уничтожение усадеб и при Пугачеве, и в годы революции произошло не только из-за ненависти к богатым соотечественникам. В последние два десятилетия разнесены в куски и щепки сотни фабрик и заводов. Некоторые говорят – на стройматериалы, но это не полная правда. Правда в скрытой в русском народе страсти к разрушениям. Какой классовой ненавистью или какой личной выгодой можно оправдать повальное разрушение железнодорожных строений за десятки километров от жилья, или радостного обрушения своей же сельской автобусной остановки, состоящей из двух здоровенных бетонных плит? Жгут дома в брошенных северных деревнях, ломают водонапорные вышки, трансформаторные подстанции.
Конечно, в 90% это делают подростки, с каким-то сладострастием, невыразимым в словах. Ибо если спросить его – для чего он крушил, рушил и пинал ногами, то ответить подросток действительно не сможет. А глубочайшая потребность в разрушении наличествует на территории от Владивостока до Калининграда.

РАЗРУШЕНИЕ – ПРОЯВЛЕНИЕ СВОБОДНОЙ ВОЛИ ГЕРОЯ
Для кочевника в разрушении важна смелость разрушения. Среди коллектива подростков более высоким статусом будет обладать не Кулибин или Циолковский (они скорее пройдут по категории аутсайдеров, «ботаников»), а приблатненный рокер на мотоцикле или уж на худой конец Денис Давыдов, гуляка и рубака, но никак не созидатель. Наш великий вопрос «тварь я дрожащая или право имею» из этой же серии. Заметьте, наш герой не спрашивает себя как немец – сможет ли он сделать некоторое высококачественное ремесленное изделие? Его интересует вопрос не технологии, но власти. Наш ГЕРОЙ обладает волей, которая позволит ему взять чужое богатство, чужую собственность, чужую жизнь. Демонстративное, принародное разрушение –неотрефлектированная заявка на лидерство. В этой парадигме главным будет, как сейчас говорят, «полный беспредельщик», «отморозок», который точно знает, что «право имеет» на все. Менее пассионарные, менее сильные особи все равно будут имитировать свою силу приемами агрессии и разрушения.

ДА, СКИФЫ МЫ…
Не знаю, скифы, гунны, или кто еще. Но в русской истории было два явных периода, когда подростковая открытая страсть разрушила скрепы и плотины и рванула наружу. В смуте после времени Ивана Грозного участвовали не только и не столько поляки, но и многочисленные т.н. казаки, грабившие в основном своих, т.к. иноплеменного населения в России не наблюдалось. Массовый переход в кочующе-стреляющее состояние характерен и для времен восстания Степана Разина, и для Пугачевского бунта. Самый близкий по времени – период революции 17 года, описанный гением Андрея Платонова. Копенкин как национальный тип латентно живет в каждом из нас. Все эти людские моря, состоящие из Первой, Второй и прочих конных армий, степи, заполненные тачанками Махно и прочих батек, разительно напоминают житие кочевников. Орды беспризорников, готовых по вырастанию превратиться в очередных лихих людей, постоянно существуют на российских пространствах. Сталин спрятал этих бродяг в лагеря, но сам тип неистребим и появляется при малейшем ослаблении власти.

ТЫ, КОНЕК ВОРОНОЙ, ПЕРЕДАЙ, ДОРОГОЙ…
Главное для кочевника не место сегодняшнего переночевания, а Сивка-бурка. Конь, перемещающий бренное тело казака во времени и пространстве – это наша главная мужская игрушка. Взамен великой империи с космическим потенциалом более или менее успешная мужская особь получила подержанную иномарку и не жалеет об этом. Образ «хозяина жизни» кроме «пальцев веером», дорогого костюма, часов и других ювелирных изделий основан на солидном внедорожнике. Его, как вторую кожу, солидный человек натягивает на себя с большим удовольствием. Мужчина бережет дорогую машину, дверку закрывает аккуратно, показывает свою лошадку друзьям. Неполадки боевого коня вызывают тревогу, раздражение или даже депрессию. Конечно, потом появится и замок новорусский, и жена – модель. Но к машине у нашего мужчины отношение всегда особое, любовное. Все-таки «первым делом самолеты», ну, а девушки потом.

ОТ ХРУЩЕВКИ К ЗАМКУ.
У нас нет семейных, родовых гнезд. И дело тут не только в революции. Русского человека всегда влечет к перемене мест. Ему не сидится. Непонятное томление гонит его то в Москву, то в Париж, то в Лондон. Наш адрес не дом и не улица. Общежития, пятиэтажки, как юрты, как место, где можно переспать. Семьи столетьями живущие в одном месте, можно по пальцам пересчитать. И сегодня жилье для замаскированного, внутреннего кочевника всегда стоит на втором месте. Чаще всего это вложение денег за границей в готовый объект и одновременное создание в России кирпичной игрушки. Игрушки эти устаревают быстро. Хозяева, строя замок, хватаются за самое новое, самое модное, самое современное, а оно, зараза, так быстро устаревает... Судя по нашей истории, вряд ли их дети и внуки будут продолжать здесь свой род. Скорее всего, через несколько лет дом будет продан, и хозяева продолжат свое броуновское движение.


ВРЕМЯ ЗАДЕРЖКИ – НАВСЕГДА
История подошла к рубежу, когда, чтобы выжить, надо предъявить либо трудолюбие, либо изощренный ум, либо силу патриархального духа, силу традиции.
Что видим мы: и кич, и разнобой, совсем провинциальную страну, с провинциальным всем, империи ошметки, копирующие общества других, успешных.
То, что копирование – путь тупиковый – было верно не всегда, прожили же как-то более 1000 лет. Попытки произвести нечто подобное оригиналу занимают много времени, а ведь идея пришла к авторам лет 10-15 назад. В средневековье, когда время было медленным, 10-20 лет не играли для жизни страны особой роли. Теперь, в мире высоких технологий, это катастрофично, и с каждым годом значение даже месяца, даже дня для судьбы народа, участвующего в гонке на выживание, очень важно. Израиль, Индия, Пакистан, Корея успели сделать атомную бомбу, Ирак нет – результат известен. Сейчас перед революцией нанотехнологий мы отстали навсегда. Русский народ вычеркнут из числа игроков жизни будущей, какой бы она ни была. Придется из квартирки размером в 1/8 суши выползти да еще извиниться, что загадили – простите, мол, люди добрые, за все, заходите, устраивайтесь, мы теперь в чуланчике поживем, если Вы, конечно, не возражаете.. Вместе с жителями Латинской Америки и Африки мы стали зрителями в планетарном действе, и если главные герои не затопчут, и за то слава Богу.

ЧТО ОБЫВАТЕЛЮ РАДОСТЬ, ТО ЭСТЕТУ СЛАДОСТЬ, ПЕРЕСКАЗА.
Там, где резонер руками машет и петиции пишет, а террорист бомбы взрывает, эстет – только улыбнется загадочно, с удовольствием представляя, как он этот анекдот социальный ли, архитектурный ли, или еще какой провинциальный казус перескажет своим близким знакомым. Ибо эстет имеет скорее природу сибарита-наблюдателя, чем борца.
Нам, сторонникам изучения, разложения по полочкам, нам, таким большим умникам, приятно бесконечно описывать все оттенки нелепости, вычурности, глупости и неточности. Это, знаете, как-то окрыляет и поднимает. Сам грешен, люблю с женой поделиться, чужую люли-малину обсудить. Это сплачивает, это дает силы жить радостно. Это наша правда. Правда нескольких сотен человек, сидящих в уголке большой жизни и хихикающих над ней. Примеров же – миллионы. Из них и состоит жизнь 99,9% россиян. Брат наш, россиянин средний и нелепый, про наши мнения ничего не знает, что, наверное, хорошо, ибо не каждый любит узнавать, что он является причиной веселости другого. А даже если и узнает, то плевать он на нас хотел, ибо и деньги, и свобода воли – у него, и он за свои вкусы голосует каждый день рублем, подтверждая свое коллективное казачество и преданность Великому Отцу – Телевизору. Из чего следует, что каждый получает, что считает для себя приятным, с чем мы всех и поздравляем. А что все эти национальные черты окунули нас во время перемен, то это даже хорошо, философы, жившие при крахах имперских, всегда любили прихвастнуть своей совершенно особой независимой отстраненностью от «винд оф ченьдж». Йес!

Вовк Игорь Петрович, Метальникова Валентина Владимировна