Доклад на "На правах рекламы"

Конференция "Творчество и психиатрия", МГУ /5 октября 2004/.

На правах рекламы

Эпиграф
На сегодняшний день, имея нерабочую группу инвалидности и нехороший диагноз болезни, я не знаю, сколько я проживу. А у меня так много планов и задумок. … Я работаю всегда, везде, сплю 2-3 часа в сутки, страшно не успеваю сделать то, что мне хочется нарисовать. Плюс ко всему еще лепить начал из пластилина, и тут уже масса планов. … Не хватает моих скромных средств, несмотря на то, что я стремлюсь экономить буквально на всем. … Я стал посещать все выставки, езжу в близлежащие города, в их музеи, на рынок «Олимп» города Волгодонска, где профессиональные художники продают по выходным свои картины. Смотрю репродукции с картин великих художников везде, где только можно. Посещаю детскую школу искусств и смотрю, как рисуют дети. Моя активность даже, бывает, пугает и меня самого. … Остановить меня сможет теперь только моя собственная смерть.
(из письма П.Н. Богданова министру культуры РФ)

Уже нашли
Хочется, товарищи, бросить и свое слово в мутный поток рекламы. Чтобы каждый человек, имеющий радиоточку на борту пятитиметровой кухни, за несколько минут до новостей, между увлекательным предложением «пожизненного содержания» в обмен на пустяковую квартиру и серебряными каплями от артрита, выжатыми из природного минерала по космической технологии, мог услышать о волшебном способе решения всех насущных проблем, немного мешающих плавному течению нашей нежной жизни. А именно смерти детей, особенно ранней, с особенно взволнованным «почему», постановке нехороших диагнозов, сумасшествию благоприобретенному и наследственному, уходу горячо любимых половинок в мир иной, или так и не обретению супруга, вроде бы уже давно подрощенного для тебя природой. А также квартирных и прочих социальных несправедливостей с недодачей ласк и зарплаты, недопонимания с родней, доходящего до поножовщины, неукушенной в детстве конфеты, предвзято и незаслуженно отданной другому. А кроме того - стремления запечатлеть ту особую детскую красоту мира, разлитую здесь и там то в цветущем садике, то в бабушкином домике, которая таки наличествует при вычитании прочих неприятностей, принимая во внимание детское неизбитое здоровье и любопытные глаза. Холст, краски и мелок, клей и уголек, а также бумага, карандаши, коренья деревянные и чурочки разные – вот и все, что потребуется вам для полного и окончательного выздоровления. Но не звучит на радиоволнах сей волшебный рецепт, ибо ударенная жизнью часть народа, подобно собаке болящей, сама успешно отыскивает нужную траву забвения.

Творчество временное
Избывает проволочной живописью, резьбою и хлебными скульптурами свои траченные тюремные годы братва. А чуть на волю выйдет – бросает творчества и, обретя душевное спокойствие, снова начинает грабить-воровать-резать-убивать, как пелось в веселой детской песне. А почему – а потому, что статус изменился, жить стало лучше, жить стало веселее. Творят, выдумывают и пробуют бесправные солдаты - кто палочку режет, да стихи домой шлет, а кто и “красный уголок” портретами да березками оформит. Временно больные в перерывах между разговорами с соседями по койке и остервенелым отгадыванием кроссвордов из катетеров делают петушков, розочки и прочие занятные штучки. Многие из больниц выходят, а некоторые даже выздоравливают. Кончился бюллетень, окончилось и творчество. Вот и выжившие солдаты дембеля дождались. Они еще сверкнут на излете народным декоративным и весьма прикладным творчеством в изготовлении маскарадного дембельского костюма. Но через два дня по приезду он повешен во шкафу на вечное хранение, которое окончится помойным ящиком. Другое дело инвалид - время свободное у него есть, а ноги, например, нет. Тут, товарищи, сразу задумаешься. Но мысли получаются все одинаковые и все грустные. Тут голова, прямо скажем, - не друг человека, другое дело - умелые руки. Дай им стамеску - они такого нарежут - посмотришь - удивишься. Вот у меня Григорий Исакович ног из-за повышенного интереса к табаку лишился и два года из квартиры не выходит. А я ему через родню досочки передаю для творчества. Так что брось, товарищ, сигарету, следуй примеру передовых американцев.
Посмотрите, люди, на пенсионеров, мужской пол в России до этого возраста доживает не часто, да и руки к работе малопригодные - трясутся, а вот женщины это большое Да! Они шьют лоскутные панно и вышивают картины, плетут макраме и занимаются бисером. Вряд ли это то счастье, о котором они мечтали в молодости, но организм их сам знает, что это гораздо выживательнее, чем сидение на скамейке с обсуждением болячек.

Творчество обывателя
Все вышеизложенное относится к людям с малоизмененной психикой, так называемым обывателям, мещанам, всем нам, среднестатистическим массовым людям, составляющим основное народонаселение. В добром здравии мы, обыватели, уже давно ничего не творим. Созидание сегодняшнего среднего человека проявляется в выборе своего набора товаров из огромной корзины, подсовываемой обществом потребления. Если же обстоятельства ставят нас в положение неустойчивого равновесия, а организм ищет опору в творчестве, то и творчество наше банально и добротно. Обыватель в творчестве - это самодеятельный художник. Он подражает сегодняшним общепризнанным образцам, ибо он сам плоть от плоти современного общества.

Творчество маргинала
В жизни наивов, а особенно аутсайдеров, ждать перемен не приходится. Они практически не меняют своего маргинального местоположения, и даже в периоды временного улучшения их здоровья им не хватает сил закрепиться среди нас, обывателей. Попытки облегчить свое состояние часто приводят их к творчеству, и соответственно в “Народную галерею”. Несколько примеров из моей практики покажут Вам то общее, что всех их объединяет.

Персонажи
Первый пример
Художнице Икс около 50 лет: «Бывший муж совсем изменился, ха-ха-ха, раньше был отзывчивый, а теперь замкнутый, неразговорчивый. Боится работу потерять. У него опухоль мозга и он стал уставать, так что мои просьбы ему совершенно по барабану. А мама, что мама – слушай, у нее пятеро кошек и припадки каждую неделю. Зачем я, дура, ее из сумасшедшего дома в 95 году забрала, мне же говорили – лучше не будет. Меня целый день трясет, перед тем как я с ней соберусь поговорить, потому что не знаешь, что будет, ведь она вампир, она высасывает из меня всю энергию, и тогда ей хорошо. А мне врач скорой помощи, между прочим, дипломированный специалист, давно говорил – что Вам не полезно общаться с матерью, ее состояние Вам передается… Я и сама чувствую, но терплю, терплю, терплю, когда она мне говорит, что я не ее дочь, что пошла в отца, что во мне от нее ничего нет, ладно… Но когда она опять заявляет, что хорошо, что тогда отца убили, меня снова начинает трясти. Я теперь объявила мужу войну и если он до девятого не сделает то, что обещал – я его могу и ножницами заколоть, только не знаю – на что буду жить, он мне постоянно денег подкидывал, еще я квартиру сдаю, но деньги взяла на полгода вперед и они уже кончились».
Она создает яркие до ядовитости вещи, улепленные разной мишурой, сказочные яркие картинки – смесь из диснеевских мультфильмов с их принцессами, египетских веяний, времен выставки «Сокровища гробницы Тутанхамона», и красоты советских галантерейных магазинов, с чеканкой, кувшинчиками, сундучками и коробочками. Приворачивает туда же парчу, фарфор и другое – любое яркое, что найдется под рукой. Предпочтение отдается дорогим покупным материалам, как вещам из волшебной богатой жизни. Очень любит «настоящие» импортные художественные материалы, охотно лепит некие антропоморфные и зооморфные фигурки, делала бы много, но денег на сырье не хватает. Одевается как маленькая девочка на костюмированный бал, свои наряды шьет сама. Да и картины ее - это скорее декоративные изделия из мира эльфов и фей, себя тоже считает феей. Верит, что феи живут на свете, в доказательство показывает ирландскую детскую книжку, переведенную на русский язык. Обожает сказки вообще, особенно с яркими картинками. Из-за частого голода очень интересуется едой и любит говорить про нее. Но еще чаще говорит о любви и уважении, которой не хватает на земле. Поэтому здесь так много брошенных бродячих животных. Кошек считает лучшими существами, создала кошачий алтарь, напоминающий советские трюмо. Когда ей совсем бывает плохо, просит меня поставить за нее «свечку в церкви». Ее мир насыщен темными и белыми энергиями. Хорошо различает добро и зло в людях, но не может, не умеет общаться. Суждения полярны - любовь или неприятие. После некоторого времени любовь тоже переходит в отторжение, и она опять остается одна со своими кошками. Понимает свою странность, видит, что ее пугаются. Смело идет на конфликт, может даже подраться “за справедливость”. Раньше работала в дешевых варьете. Сейчас опять за деньги берет уроки ирландских танцев. Танцует яростнее всех молодых с нечеловеческой выносливостью, часами, после чего обретает успокоение. Не может долго сосредоточиться на чем-либо одном, пробовала раздавать листовки, не хочет устроиться даже сторожем. Ее громкие монологи длинны и состоят из повторяющихся до 5-6 раз рассказов. Это или жалобы на равнодушных, непонимающих ее людей, или повторы некоторой придуманной ею мечты о своем будущем. Часто хохочет, все время подозревает других, что ее хотят обидеть или дать ненужный совет. Вообще слушает неохотно, но охотно говорит сама. Сюжеты ее рисунков часто повторяются, очень многие элементы похожи. Технику придумывает сама, чем трудозатратнее, тем, по ее мнению, выше качество. Скорость создания работы ее интересует меньше всего. С какой-нибудь простой деталью она может возиться полгода. Главное в ее занятии – это погружение в него, переход от обыденной жизни в мир грез, и воображаемых, и рукотворных.
Своих детей нет. Пишет сказки для детей в школьных тетрадках. Три раза читала их для взрослых на собраниях объединения «Сверчок». Забывает, что написала на предыдущей странице, повествование рваное. Сюжет сказок состоит из двух действий и их бесконечных повторов. Первое – главные герои по воздуху или другим волшебным путем перемещаются на другую планету. Второе – их без конца бесплатно кормят, разговаривают с ними, любят их. Потом они возвращаются на свою родную планету. Еще один сюжет – наказание нехороших людей превращением их в зверей, чтобы они на своей шкуре прочувствовали судьбу несчастных животных.
По существу, она – ребенок, который не в состоянии вынести нагрузок взрослого. Поэтому вновь и вновь она пытается вернуться в сказку. Телевизор не смотрит, слушает только набор кассет с медитативной музыкой. Одновременно и тяготится людским обществом, и бесконечно стремится к нему. Общение в ее понимании – это сочувственное выслушивание ее проблем без замечаний и советов.

Второй пример
Художница У. 47 лет, поздний ребенок, родилась от брака людей, перенесших фашистскую оккупацию, узников концлагерей. По ее словам, мама была после лагеря не вполне здорова. Папа воевал вместе с итальянскими партизанами. Первыми детскими воспоминаниями художницы были ночные разговоры родителей между собой за деревянной перегородкой, где они описывали друг другу все ужасающие подробности их жизни в годы войны. На девочку, не подававшую виду, что она все слышит, эти натуралистические рассказы производили сильнейшее впечатление. Раненые кони с вывалившимися внутренностями, бродящие по полю боя, гниющие трупы, оторванные руки-ноги плюс темное бездонное небо в маленьком окошке раз за разом приводили ее в ужас. Она очень скоро стала бояться смерти и ночного неба как символа бесконечности. В результате характер сложился неровный, резкий, истеричный. Нигде не могла ужиться. Отличается особыми нетерпением и нетерпимостью. Не слушает других, не может остановить свои монологи, постоянно конфликтовала в институте, который из-за этого так и не смогла закончить. Последний раз работала около 10 лет назад. Крайне бедна. Экономит все и вся, но работать уже не пойдет в силу характера. Постоянно боится заразиться и все время болеет. Носит свою воду в отдельной бутылочке. Раньше сочиняла песни, теперь думает о философских категориях. Не может установить приоритеты. Читает много, но случайно. Чем сенсационней и неожиданнее для нее мысль, тем с большей радостью она принимается (например, труды Фоменко). Защищать вновь принятые убеждения может до истерики, до слез, до белых пятен по лицу.
Крайнее неприятие религии – до дурноты. Вновь возврат к религиозным темам с попыткой побороться с Богом, в которого она не верит.
Смысла жизни, по ее убеждению, нет. Но есть секс. Это и любовь, и душа, и то, чему стоит посвятить жизнь. Замужем не была, детей нет. Полярно оценивает знакомых, друзей очень мало, и круг их сокращается. Все ее самые талантливые песни – про потерю надежды, про бессмысленность жизни и про радость секса. Одно из стандартных выражений: «Так хочется гадость сказать». Художественные наклонности проявляются также в том, что она называет «боди-артом». Несмотря на возраст, есть постоянное желание раздеться. Так как невозможно это сделать прямо, действие маскируется театрализацией – псевдо-театральными представлениями. При этом спектакль не предполагает ни сценария, ни сюжета, ни постоянного числа участников, вообще ничего постоянного, кроме раздевания и намазывания себя краской и ползанья по партнеру. Неадекватно реагирует на просьбы остановиться: «Нет, вы должны досмотреть до конца, иначе ничего не поймете». В последнее время сконцентрировалась на терминах. Пытается дать всему определение: культуре, электротоку, стихотворению, нации, любви… При этом ее трактовка не только единственно верная, но и просто единственная. По этому поводу тоже спорит настойчиво, до слез, до истерики. Записывает свои выступления на диктофон, честолюбива, любит похвалу.
Крайне отрицательно относится к русскому народу и ко всему русскому. Верит, что ее несчастья произошли от того, что она родилась не в том месте. Убеждена, что у нее есть иностранные корни. Но русскость обсуждает так же назойливо, как и религиозные темы, как и тему секса.
В любой компании хочет занять лидерское положение. Поэтому на поэтических собраниях в «Народной галерее» каждого вновь пришедшего сначала захваливает, чтобы залучить его на свою сторону, и затем вновь и вновь рассказывает свежему человеку о бессмысленности жизни, плохом Боге и плохих русских. Сегодняшний мир для нее - страшное нагромождение бессмысленных руин. Обожает обсуждать и пересказывать различные ужасы и жаловаться на родственников, соседей и власть, независимо какую – демократическую, коммунистическую, городскую или российскую. Родня плохая потому, что не любит ее маму, но мама - тоже плохая потому, что не понимает ее. Идеальным собранием для этой художницы было бы такое: сначала все друг другу жалуются на жизнь и обстоятельства, потом она как руководительница объясняет Все, пользуясь своими аксиомами, ее чествуют, а потом адепты любят друг друга физически. Видимо, секс – единственное состояние, при котором она забывает о своих фобиях.

Третий пример.
Художник Z. 64 года, страдает эпилепсией. Неоднократно лежал в психиатрических больницах. Развитие 8-9 летнего ребенка. Отец работал охранником в Дальневосточных лагерях, был строгим, часто срывал свое раздражение на больном ребенке. Мама, пока была жива, всегда защищала мальчика. Сам Z по-детски, глубоко ревновал ее к своей родной сестре, ему казалось, что мама уделяет больше внимания дочери, чем ему. Ревнует и сейчас, хотя мама давно уже умерла, а сестра прикована к постели. Время останавливается для этих людей, и обиды так же ярки, как и десятилетия назад. Неумение прощать – признак незрелого ума. Постоянная мечта Z заключалась в обретении друзей или хотя бы друга. Но все жизнь он был изгоем, издевались и били во дворе, по дороге в школу, и в самой школе. Порой и дома доставалось от отца. Z все время пытался стать обычным, а не «дурачком», пытался быть со всеми и быть как все. Хотя он не мог сделать простейшую операцию – например, накачать велосипедную шину, но очень хотел, как другие, поехать по комсомольской путевке в Сибирь на стройку. Не окончив даже 9 класса, подавал документы в Бауманский. Очень хотел в армию. В результате по просьбе матери его взяли разнорабочим. Работа не ладилась, он не мог сосредоточиться даже на простейших операциях. Где-то подметал, где-то топил дровами печь с кипящим битумом. Снова его били, оплевывали, оскорбляли, снова «попадал в больницу». Случайно или нет (его двоюродный дядя тоже страстный самодеятельный художник) зашел в кружок любителей живописи при профсоюзном клубе, затем поступил в ЗНУИ, куда ходит вплоть до настоящего времени. Мама устроила художником-оформителем, его терпели ради нее, а потом уже в силу привычки. Характер у художника сложный. Боясь побоев и насмешек, он на любое обращение к себе говорит «нет» и старается быстрее убежать. Но с другой стороны, любопытство ребенка приказывает ему остаться. Поэтому он в вечной раздвоенности, ему сложно принять решение, вернее, он принимает сначала одно, а потом сразу второе, противоположное первому, а потом вдруг решит просто убежать. Его главной заботой было сделать себе норку, пещерку, – убежище, так же вел себя и знаменитый Ефим Честняков, так же ведут себя десятки других аутсайдеров. Комнатка, самостоятельно обустроенная, откуда его тяжело будет достать врагам, куда не пускают посторонних, особенно женщин.

Рисуя семейные сцены, Z (Фото 000) не ставит перед собой художественные задачи, а стремиться расслабиться. Самый родной человек – мама (Фото 001). Другие женщины тоже должны быть похожи на маму. Обычно это артистки или заведомо недостижимые, известные дивы, чьи фото печатают в газетах (Фото 002-003). Так, он не раз рисовал Доронину и примадонн театра оперетты, куда он мог попасть ребенком – ведь мама и билеты покупала, и самого мыла. Все это потому, что мальчишеское восприятие бежит от женщины как от некоего вселенского объекта, живущего и действующего по своим непонятным законам. Мальчик побаивается взрослую женщину, хотя и мечтает о ней. Z говорит о ком-то: «Она была хорошая, мне нравилась. – А вы ей сказали об этом? – Нет, как можно!». Z крайне тактичен - обращается «на Вы», никогда не ругается и всегда, попив чай, переворачивает чашку, ставит ее в блюдце и кладет сверху недогрызенный кусочек сахара. Любовь у Z исключительно платоническая, при любых непотребных разговорах и сальных замечаниях он немедленно вскакивает с места и убегает. Пытается подарить портреты тем, кто изображен на них, ожидая, что люди снизойдут до общения, очень любит поговорить, даже если его никто не слушает. Делает десятки вариантов работ «бабушка приехала», « в гостях у бабушки», «семейный отдых» (Фото 004), «отдых после работы» (Фото 005). Дом для него - это то редкое место, где он чувствовал себя наиболее уверенно. Художник Z всегда одинок и поэтому он рисует мечту – дружную семью из 3-х поколений. Z обожает различные праздники, семейные, общественные, за хорошее настроение и еду. Праздник – это когда кормят. Герои Z находятся в некоторой релаксации, некотором сомнамбулическом умиротворении, после завершенного обеда, погруженные в воспоминания или мечты. Этим его картинки отличаются от своих прототипов – рисунков в школьных учебниках 50х годов. В первоисточнике много динамики, действия, у Z статичные люди с полузакрытыми глазами. Любое собрание людей немыслимо без еды, она либо стоит на столе, обозначая торжественность момента (Фото 006), либо ее уже потребляют (Фото 007), т.е. наступила кульминация праздника.
Сам он расслабляется, если рисует или повторяет что-то хорошо знакомое: натюрморты с самодельными предметами, которыми он играется (Фото 008-012), их несколько сотен штук, узоры на рамке (Фото 014-016), причем с обеих сторон, а сама картина изображает фантастические приключения - космический корабль или спасение моряков (Фото 017). Но больше всего на свете он жаждет общения и признания себя нормальным человеком. «Я не дурачок какой-нибудь» - взволнованно произносит он раз за разом. Просто приходить в галерею он стесняется, изобретает себе дела – показать рисунок, порисовать картинку, но если с ним нормально разговаривать, то Z становятся не нужны никакие рисунки. Он занимается узорами, а того лучше переписыванием произвольных вещей – каталогов, списков, своей сберкнижки, на которой давно нет денег (Фото 018-019). Еще больше он любит делать «приборчики» и изобретать полезные вещи типа алюминиевых лаптей-снегоходов, каркасов для целлофановых пакетов (Фото 020) или пропеллеров для движения велосипедов. Но еще сильнее он любит тригонометрию, сам изобретает и сам доказывает теоремы, не беда, что их никто не понимает, он-то знает, что расчеты верны, десятки тетрадок исписаны-изрисованы линиями и формулами (Фото 021). Он никогда не знает, что хочет сказать, или о чем уже говорил две минуты назад, но он страшно одинок и хочет общаться.
Впрочем, Z бывает и настойчивым, когда дело касается статуса взрослого, «большого», настоящего. Он, как голодный птенец, забывая стеснительность, становится очень требовательным. И до сих пор он не может понять, почему, став формально взрослым, он лишился привычного внимания и ласки.

0001. “Я опять их звонил, поздравлял, хотя они еще не приехали”
- Кого же Вы тогда поздравляли, если их нет.
- Да так...

0002. Мальчишки меня всегда мучили, плевали, стучали в окно. Я там призывы писал.

0003. Вот на нас надвигается день независимости… (Говорится в начале июня)

0004. Верещагин рисовал незнамо что, а Васнецов был патриот и рисовал нужные картины.

0005. «Надо, чтобы Вам антенну сделали» – Я не хочу сразу. Я сам все люблю. Я сам буду антенну делать.

0006 Паскаль устала очень, когда первый раз приезжала. Теперь она стала худая, больная. Поэтому она у меня не смогла быть долго. Ее нельзя тревожить. Она борется за мир. Президент будет другой, а она останется.

0007 На телефонной станции хотя людей мало, надо долго ждать, чтобы что-то спросить. А я не стал ждать. Я ждать не люблю.

0008 “Они такие ломкие, как женщины” - про здания.

0009 «Слесаря люди простые, но надо о них помнить и приглашать на выставки, им будет приятно».

0010 «Вот бы поучиться на радиомастера (мечтательно), там такие приборы!”

0011 «Зимой противно - холодно и пристают все»


Некоторые закономерности
Идеал для маргинального художника – чтобы его пестовали как младенца, а уважали как взрослого.
Все вышеперечисленные персонажи, как дети, не толерантны, не умеют договариваться, либо страстно любят, либо жутко обижаются. Со временем непрощенные обиды накапливаются и обрубают все социальные связи. Наши герои остаются страшно одинокими, но с большой убежденностью, что их должны любить и жалеть. 60 лет назад на ребенка не так посмотрела мама, и сегодня он рассказывает об этом со всей страстью, со слезами. Обиды мнимые и реальные периодически всплывают в сознании, и маленький, всего боящийся человечек вдруг закипает. Они, как дети, любят жаловаться – ведь это способ защиты, привлечения взрослого покровителя. Не договариваться самому, что тяжело и долго, а сразу завладеть высшими силами и моментально решить проблему. Поэтому жалуются всем встречным-поперечным, включая царя, министров и президента. Может быть, наша страна тоже детская, раз все жалуются и постоянно пишут наверх.
Одновременно у наших персонажей есть глубокая внутренняя убежденность в своей миссии. Каждый из них верит и хочет, чтобы его игра или мысль коренным образом влияла на судьбы мира. Эта мечта о могуществе очень похожа на комиксы. И так как ребенок живет в каждом из нас, фильмы о людях-пауках, суперменах и т.п. получают высокие кассовые сборы, оплаченные отнюдь не маргиналами.
Картины многих наивных художников – это карта местности, где разворачивается игра. Игры могут повторяться бесконечно, с небольшими вариациями. Маргинал все воспроизводит и воспроизводит понравившуюся ситуацию, как ребенок катает машинку туда-сюда и совершенно не устает от этого, а только радуется. Честняков повторял сюжеты десятки раз. А его скульптуры («глинянки») насчитывают сотни повторений. Ремесленники, изготавливающие товар на продажу, стараются упростить трудоемкие операции. Маргинал, напротив, бесконечно усложняет узор: ведь для него «цель – ничто, движение – все».
Цель игры – впадение в полукоматозное состояние. Для этого маленькие дети свешиваются головой с дивана, канючат перед сном, чтобы им в 125 раз рассказали любимую сказку.
В отличие от игры, в реальной жизни маргинал и есть маргинал, а никакой не демиург. Поэтому им так важны свидетельства своей реальности: Честняков всем рассказывал об учебе у Репина, сегодня такие авторы собирают и во множестве копируют свидетельства, дипломы, каталоги выставок, удостоверения и т.п. Но это так и не убеждает окружающих в их нормальности, несмотря на весь сегодняшний постмодерн.
Все эти три художника уходят от своей болезни традиционным методом, погружаясь в дремотное экстатическое состояние путем многократного повторения определенного действия, будь это игра, писание сказки или рисование узоров. Занимаются этим они, конечно, дома, потому что окружающие не приветствуют такие действия. Они забиваются в свою норку, закрывают дверки на замки и включают музыку, волшебные фонари или просто воображение.

Заключение
Сегодняшний интерес к аутсайдерам, к болезни напоминает о бесконечных разговорах про чуму во время чумы. Радует и бодрит, что ты по эту сторону. По крайней мере, пока.
И наши сегодняшние посиделки, некоторое опьянение от сбора людей, от общения очень напоминают радость аутсайдера: еще не зная, о чем пойдет речь, мы уже радуемся возможности быть вместе. Вместе не так страшно, не правда ли? А подчас даже и очень весело.
Сегодня, пред скорым концом человечества, с каждым днем и каждым часом увеличивается его маргинальная часть. В Северной Америке и Европе, которые первыми из родной человеческой личинки переродятся в еще неясную стрекозу, катастрофически растет не только число пенсионеров и сумасшедших, но и нормальных людей, потерявших цель жизни. А ясное целеполагание всегда считалось признаком нормы. Потребление, секс, трудоголизм – это те же бесконечные узоры аутсайдеров, временно снимающие боль, но не лечащие болезнь. Человек потерял Бога, но не приобрел ничего. Осталась одна великая цель – империя. И она будет достигнута. Ненадолго – перед перерождением. В грядущем обществе тотального контроля дети последних личинок, вероятно, будут так же мечтать о свободном полноценном общении, как и сегодняшние аутсайдеры. Современное общество, его искусство, являют нам собрание хороших и плохих, сентиментальных и циничных людей, чьи качества уже никак не влияют ни на время, ни на место. Близящаяся победа над традиционализмом будет одновременно и агонией человечества. Вперед, друзья, к дивному новому миру вслед за Америкой.